Связуюшие нити Петербурга

Связующие нити Петербурга
Из прошлого в грядущее идут.
Натянуты рукою демиурга,
Две жизни вдруг в одну они сведут.

Былое свяжут с будущим, и с ныне,
И с тем, что, может статься, лишь мечта.
И если подкрадется вдруг унынье,
И в сердце вместо чувства пустота,

Связующие нити Петербурга
Пролягут от тебя к другим сердцам,
И Блоку улыбнешься ты как другу,
Ахматовой плеснешь в бокал винца.

И вечер растворится в белой ночи,
А может, просто в выпитом вине,
И грусть тебе покажется короче,
Когда рассвет увидишь ты на дне.

Связующие нити Петербурга
Не раз ложились между двух стихов,
Сплетаясь то чудным подобьем круга,
То мрачной копией чужих оков;

То эхом, раздающимся сквозь время,
То песней, не стихающей в веках.
Тяжелое, но сладостное бремя –
Держать теперь мне их в своих руках.

жениха мы найдем тебе нежного-нежного,
Будет туфельки покупать, пяточки целовать.
Ну а пока - пару шагов по манежу,
Ну а пока - первые ласковые слова.
Выйдешь из комнаты... и незаметно - замуж...
Вечно бы девочка, вечно бы на руках ...
Ну а пока - ложку за папу и ложку за маму...
И за того... сказочного жениха...

Играла скрипка, для глухих играла.
Кому-то в голову пришла идея
Устроить праздник, вроде карнавала
И слабо слышащих позвать людей.

Скрипач все знал, о да, он мог фальшивить.
Мог даже не касаться струн смычком,
Но он сыграл в глухом, беззвучном мире,
Как не играл до этого никто.

Им пела скрипка о любви и чуде,
Грустила нежно о большом и сложном,
Поплакала о том, чего не будет,
Утешила, что в жизни все возможно.

Скрипач закончил. В зале все поднялись.
Он оглушительней овации не знал,
Глухие люди скрипкой наслаждались
С его лица читая то, что он играл...

Е.Пинчук

Последнее стихотворение Леонида Филатова.

В этом стихотворении все, что нужно знать о любви и желании жить.

Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестер, ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле, туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженое ели, глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал, и солнце остывало,
И Оля уставала, отставала и тихо ныла: «Деда, погоди».
Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос: «Дай руку, деда, деда, погоди...»
И я годил, годил, сколь было сил, а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди, я вижу, как с другого края поля
Ко мне несется маленькая Оля с истошным криком: «Деда-а-а, погоди-и...»
И я гожу, я все еще гожу и, кажется, стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку в своей измученной руке еще держу.